Интервью Кирилла Серебренникова: «Платформа» / Театр как мультимедийная площадка
Завершаем рубрику АРХИВ интервью Кирилла Серебренникова для юбилейной книги «Краткая история российской культуры 2007–2017. Версия Винзавода». В интервью Кирилл расскажет о нашумевшей «Платформе», когда это было не предметом судебных тяжб, а одним из выдающихся театральных проектов в Москве. Таким и остается.
Книга издана по случаю десятилетнего юбилея Винзавода с интервью, текстами и обзорами журналистов и критиков Сергея Гуськова, Марины Анциперовой, Александры Зеркалевой, Виталины Пуховой, театроведа Анны Банасюкевич, искусствоведа Андрея Ковалева, куратора Сабины Чагиной и многих других.
«Платформа» / Театр как мультимедийная площадка
«Платформа» — площадка, придуманная режиссером Кириллом Серебренниковым и соединившая четыре направления современного искусства: Театр, Танец, Музыка, Медиа. «Платформа» просуществовала на Винзаводе с 2011 по 2013 год.
Александра Зеркалева: Кирилл, с чего началась «Платформа»?
Кирилл Серебренников: Соня Троценко услышала про эксперименты моего первого курса Школы-студии МХАТ и про то, что мы отказались от работы в театральных помещениях, и сказала: «А почему бы вам не попробовать сделать спектакль на Винзаводе?». В то время я ходил на Винзавод и видел много необычных молодых людей, совершенно иначе выглядящих, которых не видел в театре и не понимал, почему к нам ходят какие-то одни люди, а сюда совершенно другие. Как нам с этой публикой встретиться? Поэтому, когда Соня предложила работать вместе, мы с радостью согласились, и уже экзамен второго семестра провели в том помещении Винзавода, где сейчас главный офис. Потом Соня сказала: «У нас еще есть большое винохранилище, подземелье. Посмотри, может, что-то можно придумать и там». Для этого пространства я поставил «Героя нашего времени» как сайт-специфик. Спектакль, где люди переходили из одного помещения в другое, следуя за героями. Такое преодоление пространства, там ведь ничего не было, кроме деревянного пола и двух-трех розеток. Нам надо было методом рывка и поднятия тяжестей туда все завезти, загрузить, установить, наладить звук, видео, свет. Все ложилось на плечи артистов, которые после играли трудный спектакль. Я им говорил: «Ребята, это вот и есть школа жизни, это и есть школа театра. Школа молодого бойца». Потом мы освоили рядом с магазином «Передвижник» еще один подвал, в котором поставили спектакль по современной поэзии «Красная ветка». Так мы заняли два главных андерграундных помещения Винзавода.
Александра Зеркалева: В прямом смысле.
Кирилл Серебренников: Да. Подземных. Мы играли спектакли сериями, и каждый раз были проданы все билеты. Помню огромные очереди, стоявшие на спектакль «Красная ветка», который мы играли несколько раз в день. Так театр поселился на Винзаводе. Соня, как опытный менеджер, увидела, что это работает. Мне же было важно, чтобы актеры формировались не в оранжерее школы-студии, не в некой матрице привычного театра, а чтобы они столкнулись напрямую с жизнью. Увидели своих сверстников. Познакомились с жизнью людей вне театра, в других пространствах, чтобы их профессиональные приемы были адекватны времени. А дальше случилась «медведевская оттепель», все заговорили об инновациях, это было в тренде, и на каком-то совещании по культуре в присутствии президента я заговорил о проекте «Платформа», который соединил бы разные направления: театр, музыку, танец и медиа. И вот на грани этих дисциплин, родилось бы что-то новое.
Александра Зеркалева: Я недавно перечитывала программу «Платформы» за 2012 год и очень удивлялась, что еще так недавно синтез искусств подавался как нечто принципиально новое. Но сегодня пространство мультидисциплинарной работы и есть театр.
Кирилл Серебренников: Конечно. Просто из этой «Платформы» практически все и образовалось. Государство выделило большие деньги на этот проект, на три года. Министерство культуры того издания, еще авдеевское, благорасположенное и дружелюбное, нам сильно помогло. Оно не занимало враждебную позицию по отношению ко всему связанному с экспериментом. А ведь «Платформа» была абсолютной лабораторией на стыке разных жанров и медиа. У каждого направления был свой куратор: театр курировал я, потом — Марина Давыдова, музыку — Сергей Невский, Саша Маноцков, видео и медиа, Аня Беляева, современный танец — Лена Тупысева и Аня Абалихина. Мы работали в достаточно жестких условиях, должны были делать чуть ли не семь оригинальных событий в месяц.
Александра Зеркалева: Каждый месяц разные?
Кирилл Серебренников: Да. Семь! У нас не было возможности ни расслабиться, ни халтурить. Мы должны были все время обновлять программу и создавать события. Если вы посмотрите список сделанного на «Платформе», увидите огромный том оригинальных, сложнейших, затратных событий. Затратных и по части денег, и по части человеческих ресурсов. Мы очень активно и, наверное, вообще первыми, стали продвигать современную музыку, которая сейчас тоже общий тренд. Все эти годы «Платформа» давала заказы композиторам на создание оригинальных произведений. За три года появилась большая библиотека партитур: все уже закончилось, а музыка осталась. С нами работали те люди, которые сейчас, грубо говоря, главные ньюсмейкеры современной музыки: Невский, Маноцков, Курляндский, Курентзис, МАСМ. На «Платформе» было сделано несколько спектаклей, которые вошли потом в репертуар «Гоголь-центра», успешно игрались и получали «Золотые маски». Мы серьезно помогали современному танцу, а это, по-моему, вообще слабая позиция в России, и ее необходимо поддерживать. У нас состоялись важные коллаборации с западными хореографами, несколько очень ярких оригинальных премьер, гастроли. Мы работали больше чем с двадцатью странами. Концепция такая: событие производится, делается, дальше оно может жить своей жизнью. У нас же не было постоянного репертуара.
Александра Зеркалева: Что произошло через три года?
Кирилл Серебренников: Новым министром произнесена жуткая формула: «Эксперименты — за свой счет!». Ставка на обновление захлебнулась. Новая идеология госзаказа: «Деньги даем только на то, что нужно нам, то есть государству» — а им ничего, кроме пропаганды в разных видах и не нужно. Только пиар, никаких стратегий развития. Все это представляется как забота об интересах народа: мол, им это современное искусство непонятно. Хотя я уверен, что если бы сегодня открылся такой проект, как «Платформа», молодежи было бы до потолка.
Александра Зеркалева: А где сейчас эта молодежь, которая тогда пришла на Винзавод смотреть новое искусство? Осталась в театре?
Кирилл Серебренников: Мы — мой экспериментальный курс в Школе-студии МХАТ, проект «Платформа» — были первыми. Потом за нами последовали другие, например, курс Брусникина, которые начали делать нечто похожее, но уже на другом временном этапе. Мы — первый курс Школы-студии МХАТ, который не сыграл ни одного спектакля в Школе-студии МХАТ. Мы играли спектакли в галереях современного искусства. И мы создали аудиторию, которая стала за нами следовать. Они стали ходить в «Гоголь-центр», потом в «Электротеатр». Это люди, у которых есть прививка интереса к современному искусству, а современное искусство — это иное сознание, иная эстетика, этика. Это принятие концепции многообразия. Разные ветви «Платформы» сходятся вместе в современном произведении и образуют новое качество, новую форму, новые смыслы. «Платформа» прививала зрителю понимание сложности устройства мира.
Александра Зеркалева: А разве сам театр — это не современное искусство?
Кирилл Серебренников: Способ сообщения смыслов в современном искусстве, невербальный, визуальный, мне кажется, очень близок к театру. А театр эстетически и по способу передачи своих идей, мыслей, чувств очень сильно отставал. Мне было важно сделать так, чтобы люди, которые привыкли к картинке современного искусства, видели что-то похожее и у нас. Я говорю о внешней стороне. Потому что внутренняя сторона театра, я уверен, не меняется — ровно так же, как не меняется чувственная палитра человека за тысячелетия цивилизации: боль, радость, счастье, горе, зависть, гнев, любовь, жажда, и все те же жанры — драма, мелодрама, трагедия, комедия. Все тексты те же, все чувства те же, все смыслы те же, но чувство правды изменилось, чувство прекрасного изменилось. Раньше люминесцентная палка, лежащая на груде кирпичей, называлась мусором, а теперь — это инсталляция, этот объект мы можем «читать». Вот мы пытались создать эту группу посвященных, которые понимают, что значит люминесцентная палка на груде кирпичей. Что значит этот странный театр, небалетные движения, немузыкальная музыка. Без знания инструментария, глоссария современного искусства нельзя понять современный театр, и наоборот. И шире — нельзя понять современный мир.
Александра Зеркалева: А для вас как для режиссера что произошло нового во время «Платформы»?
Кирилл Серебренников: Я стал разрабатывать другой стиль, связанный с другими средствами выразительности. Как раз перед этим я осознанно ушел из Московского художественного театра. Вот так, в подвалы Винзавода. Это был очень странный для многих людей поступок. Живешь в полном шоколаде, у тебя такой картбланш, ты — помощник художественного руководителя, ставишь сколько и что хочешь на большой сцене главного театра страны. А мне показалось, что приблизился какой-то невероятный внутренний кризис, и я захотел его избежать. Нужно было полностью поменять среду обитания, научиться, в том числе у этих молодых, по-другому видеть мир и по- другому выражать свои мысли, идеи, и то, что я чувствую. Для меня это было выходом из зоны комфорта. Современное искусство, как и современный театр, в России, к счастью, все еще зона дискомфорта. Как только оно институционализируется, забронзовеет, омещанится, станет обоюдно договорным, все сгинет сразу к чертям собачьим.